Пейзажная лирика Тютчева

Вы будете перенаправлены на Автор24

Лирика – это вид поэзии, выражающий переживания и чувства поэта.

Природа в ранней лирике Тютчева

Центральное место в творчестве Ф.И. Тютчева занимает тема природы. Тютчев, как тонкий лирик, тонко чувствует тайны природы, задается вопросами мироустройства. Его пейзажная лирика сопряжена с философскими вопросами. Природа наталкивает поэта на размышления о тайнах мироздания, о человеческом бытии.

Особенность лирики Тютчева заключается в философской проблематике и тесном соприкосновении мира природы и мира человека.

Размышления о скоротечности времени и жизни переплетаются с мыслями о бесконечности вселенной. Тютчев, находясь на грани мира человека и мира природы, проникается тайнами мироздания. В системе художественных образов мир природы и человеческая душа – неизведанные загадки. Это ярко проявляется в стихотворении «Все во мне, и я во всем…».

Однако творчество Тютчева проникнуто романтическими настроениями, в нем все же присутствует и драматизм от осознания противоречий мира природы и мира человека.

Тютчев проникает в жизнь природы. Человеческий мир для него существует неразрывно с миром природы. Тютчева по праву называют «певцом природы».

В поэзии Тютчева проявления слияния человека и природы изображаются по-разному. В одних произведениях природа и человек гармоничны, пробуждают светлые чувства любви, радости, блаженства:

«Весна»,
«Еще земли печален вид»,
«Восток белел, ладья катилась…»,
«Проблеск»,
«В душном воздухе молчанья…» и т.д.

В этих стихотворения проявляются светлые, жизнеутверждающие мотивы, которые связаны с образом весны.

В стихотворениях «Утро в горах», «Нет моего к тебе пристрастья…», «Сей день, я помню, для меня…» лирические образы голубого неба, утра, солнечных лучей имеют смысловую параллель с пробуждением новых чувств.

В других стихотворениях Тютчева присутствуют мотивы слияния человека с хаосом, утраты человеческого «Я», которое полностью растворяется и исчезает в бессознательном мироощущении поэта. Темы мирового хаоса несут в себе противостояние, борьбу, трагическое забвение. Например, в стихотворении «Смотри как на речном просторе» «Я» лирического героя растворяется в тающих льдинах.

Готовые работы на аналогичную тему

В пейзажной лирике Тютчева, наряду с загадками мироздания и мотивами хаоса, присутствует тема ночи. Для поэта образ ночи связан с явлениями природы и таинственным миром. Темная ночь в себе таит неизведанные силы стихии и чувство хаоса. Ночь создает контраст, вызывает ощущение призрачности и ничтожности существования человека. Он не в силах разгадать загадки «роковой бездны». Мотив осознания человеческой беспомощности перед роком наталкивает поэта на философские размышления о человеческом бытии.

Во многих произведениях Тютчева присутствует описание бездны. Например, в произведении «Песок сыпучий по колени» образ ночи противопоставлен дню, а «немощный человек» беспомощен и беззащитен перед бездной ночи. Эти мотивы противопоставления человека бездне видны в стихотворениях «Святая ночь на небосклон взошла» и «Сны».

В поэтическом мире Тютчева присутствуют мотивы утери гармонии в отношениях человека и природы, причиной которой является человек. Поэт считает, что разлад человеческого мира и мира природы противоестественен.

В лирике Тютчева примечательны образы грозы и бури. Они своей силой волнуют внутренний мир человека, наполняют ее противоречивыми чувствами разрушения, смятения, опустошенности, забвения. Прежде всего поэта привлекают природные стихии, заключающие в себе много загадочного и таинственного, например, бушевание морской волны, проявления грозы, бури, журчание ручья, порывы ветра, наступление ночи, пробуждение солнца. В поэзии Тютчева природные стихии имеют значение незыблемого, вечного, а человеческий мир ему представляется иллюзорным, хрупки. Это выражается, например, в стихотворениях «Полдень» и «Не то, что мните вы, природа…».

Природа и человек в поздней лирике Тютчева

Тютчев отражает природные явления в действии, движении. Поздняя лирика поэта, в отличие от ранней, приобретает многогранность чувств и эмоций со сложной системой образов. В стихотворениях проявляются противоречивые чувства, связанные не только с общностью с природой, но и с разладом с ней. В поздней лирике Тютчева присутствует мотив «страшного раздвоения», когда в человеке превалирует личное начало, которое противостоит его единению с природой.

Лирический герой, находясь в состоянии разлада, не ощущает себя частью гармоничного целого (например, в стихотворении «Природа – сфинкс. И тем она верней…»).

В поэтической системе Тютчева двоемирие выражается взаимным отторжением и притяжением противоположных полюсов – небесного и земного мира, гармонии и хаоса, любви и смерти, человека и природы. Тютчев использует такие приемы, как повтор и антитеза для усиления контраста противоположных миров. Например, в произведении «Поэзия» автор четко разграничивает два мира – небесный и земной. А противоположность явлений природы ярко отражена в стихотворении «Вечер мглистый и ненастный…». Здесь поэт противопоставляет дневное ночному, что вызывает контрастное чувство несовместимости одного с другим. А в стихотворениях «День и ночь», «Как ни гнетет рука судьбины…», «О, как убийственно мы любим!»» Тютчев показывает взаимное притяжение человеческой жизни, явлений природы и рока. В стихотворении «День и ночь», написанном в 1839 году, поэт поднимает одну из ключевых тем своей лирики – тему космоса и хаоса. В поэзии Тютчева день и ночь – метафорические образы. Ночь представляет хаос, а день – космос. День – космическое понятие как проявление жизни на Земле, как божественное порождение. Ночь – стихия хаоса и бездны, который возникает и «рокового мира».

Через параллель человеческого состояния души и природный явлений Тютчев проникает в запредельные, неизведанные стороны мироздания, тем самым создавая философский тон стихотворения.

Поэт, наряду с внутренним родством человека и природы, отражает понимание человеческого разума и разумного начала природы. Пейзажная лирика Тютчева философична, а природа в ней приобретает символическое значение, побуждает на размышления и переживания о человеческом бытии.

Тема природы в творчестве Ф. И. Тютчева

«Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык. »
Ф. И. Тютчев

Песнь природе

Тютчев – русский поэт, воспевший в своём творчестве образ природы, как живого существа, наделенного человеческими качествами и чувствами. Единство человека и природы, неразрывная целостность и подчинение божественному существу, прослеживается во всем творчестве поэта. Его мир – единое целое, соединившее в себе человеческое бытие и бытие природы. «Осенний вечер», описанный поэтом в одноименном стихотворении, полон неизъяснимой притягательной прелести, трепетного дыхания, и по-человечески сиротеющей грусти: «…на всем та кроткая улыбка увяданья, что в существе разумном мы зовем божественной стыдливостью страданья».

Природа, представленная в лирике Тютчева, многолика и разнообразна, в постоянном движении и смене явлений. Этим автор дополнительно подчеркивает процесс, присущий всему живому – течение жизни. «Тени сизые сменились, цвет поблекнул, звук уснул – жизнь, движенье разрешились в сумрак зыбкий, в дальний гул…». А солнечный луч, описанный в стихотворении «Вчера», так ярко и красочно описан в своем движении, что кажется можно почувствовать его прикосновение: «ухватился за одеяло», «взобрался на ложе». Все картины жизни природы, изображенные поэтом, совершенно реальны и жизненны, преподнесенные в легкости, написаны обычными простыми словами.

Природа в творчестве Тютчева является неким связующим человека с божественной сущностью. Это устремляет взгляд поэта ввысь, к тайнам горных вершин, а затем дальше в космическую бездну. Его влечет туда надежда обрести понимание сути жизни, он увлекает за собою в стихотворениях, преподнося сперва образ гор, затем облаков и дальше познание откровения таинства вечности: «а там, в торжественном покое, разоблаченная с утра, сияет белая гора, как откровенье неземное». Именно небо представлено в его стихах, как символ чистоты и истины, где «звезды чистые горели, отвечая смертным взглядам непорочными лучами…» Многоточие, использованное здесь поэтом, призывает поразмыслить глубже над сказанным, приложить усилия и найти глубинную суть слов.

Тема ночи – одна из самых важных тем в описании природы в лирике Тютчева. Она наполнена философским смыслом, помогает проникнуть в «тайное тайных» человеческой сущности. Здесь описание природы наполнено необычайной красотою и величественностью. Поэт изображает её чистой и святой: «святая ночь на небосклон взошла…». Она полна незримых тайн и загадок, непостижимых для смертного человека. «На мир дневной спустилася завеса, изнемогло движенье, труд уснул… Над спящим градом, как в вершинах леса, проснулся чудный еженочный гул… Откуда он, сей гул непостижимый. Иль смертных дум, освобожденных сном, мир бестелесный, слышный и незримый, теперь роится в хаосе ночном?»

В его творчестве уделено отдельное место описанию ночи. Он пытался найти истину бытия, а возможно соприкоснулся с нею и в своих стихах показывал пути и размышления для того, чтобы человек задумался не только о земных заботах, но и открыл свои духовные глаза, чтоб увидеть нечто большее, чистое, вечное и настоящее. Людские проблемы, которыми окутал свои глаза человек, поэт видит, как нечто второстепенное и совершенно бессмысленное. И природа «поочередно всех своих детей, свершающих свой подвиг бесполезный, она равно приветствует своей всепоглощающей и миротворной бездной».

Тютчев очень мастерски передает через описание природы глубину своих переживаний, свой настрой и чувства. Он очень тонко чувствует природу, знает её характер и умеет подобрать такие слова, которые ярче всего передадут смысл, который автор в них вкладывает. Больше всего беспокоит поэта оторванность человека от целостности мира, от божественного начала, уход в суету и бессмысленность по сравнению с величественностью её бытия. «И перед ней мы смутно сознаем себя самих – лишь грезою природы».

Тютчев жил жизнью, всецело отданной познанию себя, человеческого бытия, природы и незримой нити связывающей все в единое целое. Его поэзия многогранна и разнообразна, возвышенна и таинственна, нежная земная и космически холодная, но всегда неповторима и прекрасна, влекущая яркими красками своей удивительной жизни.

Сочинение на тему: Человек и природа в лирике Тютчева

Пейзажная лирика занимает очень большое место в творческом наследии Ф. И. Тютчева. Еще современники называли его “певцом природы”. Как известно, поэт прожил за границей более двадцати лет, но при этом не утратил духовной связи со своей родиной и постоянно воспевал красоту русской природы.

Тютчев называл себя “верным сыном” “матери-Земли” и во многих стихотворениях говорил о своей любви к ней. “Мать-Земля” в представлении поэта не была отвлеченным понятием. Она олицетворяла собой отечественную природу, по которой тосковал Тютчев. Ниже вы можете ознакомиться с самыми знаменитыми стихами Тютчева о природе и их полным анализом.

Тема природы в стихотворениях Тютчева для детей

Уважительному отношению к природе, пониманию окружающего мира стали обучать еще с ранних лет. И стихотворения из творчества Фёдора Ивановича, дошедшие до настоящего времени, сильно в этом помогают.

В раннем возрасте детям легче понять природу, насладиться ее роскошью. В процессе обучения дети понимают всю ценность окружающего мира и чувствуют с ним взаимосвязь.

Нельзя исключать того, что вместе с тем дети также обучаются проявлению чувств к родине. Ведь природа напрямую с ней связана, и, в первую очередь, любовь проявляется к родным пейзажам, деревьям, бескрайним просторам.

В школьную программу, начиная с младших классов, включены такие популярные произведения Тютчева, как «Весенняя гроза», «Листья».

А вот отрывок из стихотворения «Осенний вечер»:

«Есть в светлости осенних вечеров

Умильная, таинственная прелесть:

Зловещий блеск и пестрота дерев,

Багряных листьев томный, легкий шелест,

Туманная и тихая лазурь».

В этом стихотворении Фёдор Иванович передал ощущения печали и внутреннюю опустошенность в период своего пребывания в Мюнхене. Поэт выразил чувства тоски по родине, показывая, что он не забыл свой дом, и связь с родной землей так же прочна.

Но в то же время поэт старается не поддаваться депрессивному настроению, описывая и приятные мгновения («таинственная прелесть», «легкий шелест», «тихая лазурь»).

Тютчев производит параллель между человеком и природой, считая, что в природе каждый может рассмотреть свое отражение, будто бы смотрясь в зеркало. В произведении природа переживает изменения, и автор сочувствует этому, однако подчеркивает, что не стоит этого бояться.

История не пишется само собой, а создается человеком и окружающим его миром. Все когда-нибудь применит новые формы, осень сменится зимой, зрелость – старостью. Вместе с тем придет что-то новое и необычное: удивительная зима или мудрость.

Автор хотел объяснить, что жизнью надо наслаждаться здесь и сейчас, ценить каждый ее момент.

Сочинения

За свою жизнь Федор Иванович Тютчев написал не так уж и много произведений. Обладая писательским даром, он не считал литературное творчество своей профессией и писал непроизвольно. При этом многие его работы так и оставались на листе бумаги, и лишь по настоянию друзей, некоторые из них попадали в печать, и становились доступны широкой публике. Но даже эти немногочисленные творения становятся достойным наследием и своеобразной лептой, которую внес в литературу Ф.И. Тютчев.

Особенности лирики Тютчева

Чтобы понять особенности лирики Тютчева достаточно окунуться в мир его поэзии. Свои стихи Тютчев пишет только под влиянием некоего озарения, когда чувствует необходимость выразить свои мысли на бумаге. Вот и получается, что лирика Тютчева наполнена интимностью личных внутренних переживаний и больше похожа на дневник, где он запечатлевает свои мысли и размышления.

Ценность стихотворений поэта в том, что в этих небольших работах автор создает искренние и своеобразные образы. К тому же художественной особенностью поэзии Тютчева является и то, что они наполнены глубоким философским содержанием.

Особенности любовной лирики

Раскрывая тему художественной особенности поэзии Тютчева, стоит поговорить и об особенностях любовной лирики поэта. Представлена она немногими произведениями, которые посвящались разным женщинам. В жизни Тютчев был любвеобильным, страстным и увлеченным человеком. Так, его ранние стихотворения были посвящены первой любви, женщине, которую он повстречал в Мюнхене. Это была Амалия. Стихи же назывались Я помню время золотое или же Я встретил вас. Но судьба их разлучила, и уже через год он влюбляется в Элеонору Петерсон, которая стала его женой. Однако и здесь судьба была жестока к поэту. Смерть забирает его возлюбленную. Уже посмертно писатель посвятил Элеоноре Петерсон стихотворения В часы, когда бывает и Еще томлюсь тоской желаний. Следующей будет встреча с Эрнестиной Дернберг и женитьба. Эта женщина стала Музой для Тютчева, под влиянием которой появляется стихотворение Она сидела на полу.

Но самыми знаменитыми стихами поэта стали работы, что вошли в денисьевский цикл. Елена Денисьева стала последним увлечением писателя. Их связь была незаконной, и самым известным стихом того периода стала работа Последняя любовь.

Если первые стихотворения любовной лирики Тютчева изображают любовь, как страсть. В них поэт делится своими эмоциями и описывает эмоции возлюбленной. То в поздних работах поэта чувствуются мотивы скоротечности счастья, его вины перед возлюбленной. Теперь любовь ассоциируется с безнадежностью, а романтика гибнет под влиянием общества, которое отвергало все прекрасное своим непониманием. Любовь у писателя — это не только страсть, но и безнадежность, страдание и борьба. Особенностью лирики Тютчева было то, что он в своих работах отображал настоящие, не придуманные чувства.

Особенности изображения природы

Федор Тютчев по праву считается певцом природы. Как говорил Некрасов, достоинством пейзажной лирики Тютчева было в том, что его природа была разной, живой и грациозной. Особенно нравилась писателю весенняя и осенняя природа. В эти периоды возрождения и увядания у автора появлялись неповторимые образы. При этом природа могла быть спокойной, как в стихотворении Осенний вечер, так и буйной, как в работе Весенняя гроза.

Тютчев любил очеловечивать природу, наделять ее человеческими характерами и чертами. И в этом особенность тютчевской природы. Писатель сопоставляет каждое природное явление с человеческим настроением.

Особенности философской лирики

Несмотря на вышеперечисленные темы, которые затрагивал Тютчев в своих стихах, основным направлением его работ была философская лирика. Можно даже сказать, что в любовной и пейзажной лирике Тютчева прослеживаются философские мотивы. Писатель стремился постигнуть все тайны мира, осмыслить жизнь, найти гармонию с природой.

Особенностью философской лирики Тютчева было то, что писатель не просто пишет на темы бытия, хаоса и вечности. Его работы заставляют читателя сначала вслушаться, а затем вдуматься в каждое слово. Очень часто Тютчев размышляет о человеке, о его месте в мире. Очень часто писатель размышляет о прошлом и настоящем, обращается к теме памяти.

Пейзажная лирика

Пейзажная лирика помогла Тютчеву рассказать о своих чувствах по отношению к «Великой матери».

Автор любил вдаваться в детали, досконально описывая особенности и характерные черты конкретной местности, чтобы читатель мог соединить воедино весь пейзажный образ в своем воображении.

Исключительное внимание поэт уделял весне. Весна у автора, как и у большинства других людей, ассоциируется с пробуждением заспанной природы, остротой ощущений, радостными событиями, смехом и улыбкой. Такие стихотворения всегда переполнены восторгом и торжествующим ликованием души, сменой чего-то устаревшего на новое.

Прочитаем два отрывка из «Весенней грозы»:

«Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний, первый гром,

как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом».

Анализ этого произведения прост и понятен. Стихотворение охарактеризовано приходом весны, вознесением творческого потенциала, описанием зрелищного и удивительного явления природы. Весенняя гроза в изображении автора несет в себе два смысла, одно из которых связано со страшным и опасным явлением.

С другой стороны, гроза сопровождается радостным событием окончательного перехода с зимы на весну:

«Гремят раскаты молодые,

Вот дождик брызнул, пыль летит,

Повисли перлы дождевые,

И солнце нити золотит».

Люди счастливы, так как вместе с уходом зимы, их покидают все негативные эмоции и моменты, которые смывает чистый дождь. Весь окружающий мир переполняется радостными эмоциями, а человек находит гармонию во взаимосвязи с природой.

Лирика Тютчева – явление вневременное

По духу, по отношению к жизни – Федор Тютчев поэт современный, так пронзительно и своевременно звучат сегодня вопросы вечности мира, размышления о месте человека во Вселенной, о радости и счастье, даруемых любовью и природой, о переживаниях и страданиях человеческих, которых не избежать в жизни. Человек и природа в лирике Тютчева занимают особое место: они всегда как будто вне эпохи, вне конкретного времени. Важен и интересен для него внутренний мир и развитие, ведь в представлении Тютчева природа и человек – части единого целого.

Прекрасные и содержательные

Пейзажная лирика Тютчева всех периодов творчества отражают чувства великого поэта, вызываемые русской природой, которую он любил беззаветно. Она всегда настраивала его на особый радостный лад, восхищала и успокаивала. Ф. И. Тютчев никогда не описывал грязи и недостатков, не называл Россию «немытой» — ему это было не свойственно.

Уныния, навеянного природой, в его стихах нет и в помине. А некоторые, по словам Ю. Тынянова, «фрагменты» (или «сжатые оды» — так литературовед называл тютчевские стихи из-за их максимальной насыщенности и напряженности) звучат радостным торжествующим гимном – например, всем известное стихотворение «Весенняя гроза».

Сочинение: Природа в лирике Тютчева | Литерагуру

(351 слово) Не каждому человеку дано видеть истинную красоту природы, внимать её речи. Фёдор Иванович Тютчев обладал удивительным даром замечать даже самые потаённые грани окружающего мира.

Поэт вёл с ним диалог, ощущал неразрывную связь, узнавал сокровенные тайны, это связано с тем, что Тютчев воспринимал природу как живое существо, наделяя её человеческими качествами, данный лейтмотив проходит через всю пейзажную лирику автора, вот почему ключевым приемом в его стихотворениях стало олицетворение.

Самым знаменитым произведением поэта считается «Весенняя гроза». Мелодичное, динамичное и живое стихотворение, восхваляющее божественную сущность самой природы. Здесь яркие образы природных явлений гармонируют с внутренним миром лирического героя. Немало произведений Тютчев посвятил отдельным временам года.

Например, «Зима недаром злится…» отсылает нас к извечному противостоянию прекрасной, юной весны и злой, вредной зимы, когда мир стоит на границе зла и добра, смерти и жизни. Холодное период года предстаёт перед нами как «ведьма», а нежную весну Тютчев нарекает «прекрасным дитя».

Благодаря таким ярким образам и динамичным событиям стихотворение трансформируется в некий формат сказки. «Есть в осени первоначальной…» – ещё одно «сезонное» стихотворение, которое посвящено золотой поре. Произведение трепетное, тёплое и грустное одновременно.

Поэт описал не просто осень, а лишь короткий её миг, он уловил этот ускользающий момент, когда происходит увядание природы:

Мир готовится к холодной зиме, но ещё есть время насладиться последними солнечными деньками.

Стоит отметить, что Тютчев был мастером метафор и эпитетов, что хорошо просматривается в данном стихотворении: «день хрустальный», «паутины лёгкий волос», «праздной борозде», «чистая и тёплая лазурь», «отдыхающее поле».

На первый план в тютчевской пейзажной лирике выходит тема единства природы и человека, однако поэт ставил мир выше людского бытия. Проблемы и суета человеческой жизни несоизмеримы с масштабами вселенной. Человек как песчинка перед лицом вселенной – ещё один важный мотив поэзии Тютчева.

Стихотворение «Летний вечер» это раскрывает, здесь мы видим всю громаду природы: ход небесных светил, перемещение необъятных потоков воздуха, движение подземных вод – и всё это созерцает лирический герой, который находится как бы в центре мира, но при этом он лишь маленькая крупица в бескрайнем космическом пространстве.

Таким образом, пейзажные стихотворения Тютчева – апогей союза двух начал: человеческого разума и природной силы.

Человек и природа в лирике Ф. И. Тютчева

Поэзия Тютчева – это отражение его внутренней жизни, его мысли и чувства. Все это создавало художественный образ и приобретало философское осмысление.
Тютчева недаром называют певцом природы. Красота русской природы с юных лет вошла в сердце поэта. Правда, свои первые стихи о природе Тютчев написал еще в Германии. Там родилась его «Весенняя гроза».

Всякий раз, приезжая в родные места, поэт одаривает нас прекрасными стихотворениями о родине, создав целый цикл картин природы.

Таким было и его стихотворение «Чародейкою зимою…» И хотя все вокруг было засыпано пушистым снегом, стояла жуткая тишина, ни тени уныния не слышится в стихе.

Даже в ненастное время осени, несмотря на хлябь размытых брянских дорог, неудобство на постоялых дворах, грязь, клопов и мух, душа Тютчева оттаивает при виде родных мест. Возникает потребность в карандаше и бумаге, чтобы высказать поэтическими строками переполнявшие душу чувства. Так однажды случилось по дороге в Москву:

Есть в осени первоначальной

Короткая и дивная пора –

Весь день стоит как бы хрустальный,

И лучезарны вечера…»

Чем старше становился поэт, тем большую глубину и философичность приобретали его произведения о родном крае. Здесь и обожествление природы, и стремление точнее разгадать ее тайны.

В его стихах, которые воспевали картины и явления природы, нет обыкновенного любования. Природа заставляет поэта думать о загадках мироздания, о вопросах человеческого бытия.

Идея слияния природы и человека в лирике Тютчева развита в двух направлениях. Он говорит о конечном слиянии человека с хаосом и приобщении к нему ночью во время сна. Такого рода слияние страшно, так как оно несет с собой утрату телесного и сознательного начала.

Другой характер приобретает слияние человека с природой матери-земли.

Мысль о благотворном приобщении к ее светлой гармоничной прекрасной жизни поэт развивает во многих стихах: «Восток белел, ладья катилась…», «Нет моего к тебе пристрастья…», «В душном воздухе молчанья…»

В них выражено переживание счастья безмятежного единения человека с ее светлым весенним миром. В других стихов весеннего цикла – «Еще земли печален вид», «Весна» – показаны блаженство, родство человека с природой и вхождение в ее царство.

У Тютчева и материальная природа – это мать для человека, и хаос родной. Единение человека с природой приносит счастье, духовное слияние с разрушительным хаосом – трагично. Но в стихах Тютчева есть не только слияние человека с природой, но и разлад с ней.

«Певучесть есть в морских волнах …» – поэт говорит о разладе человека с природой, что противоестественно. Разлад объясняется как что-то непонятное, необъяснимое. Причина разлада заключается в самом человеке.

Не она отвергает его, а он сам, погруженный в «злые» страсти, не в силах принять в себя ее гармоничный и благодатный мир. Единение с ней представляется как не мгновенное состояние, а более длительное. Слияние и разлад сменяют друг друга.

Вслед за бурями и грозами наступает «успокоение», озаренное солнечным сиянием и осененное радугой. Буря и грозы потрясают и внутреннюю жизнь человека, наполняют душу человека различными чувствами, но иногда оставляют после себя боль и опустошенность.

Природа для Тютчева такое же живое существо, как и человек:

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

Природа выражает мысли, чувства, настроение человека, а иногда конфликт, борьбу добра со злом:

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Поэт считает, что тайны природы постичь невозможно, можно лишь приблизиться к ним, восхищаться природой:

Как океан объемлет шар земной,

Земная жизнь кругом объята с нами;

Настанет ночь – и звучными волнами

Стихия бьет о берег свой.

Человек стремится слиться с природой, пытается ощутить себя ее частицей. Но между природой и человеком существует и трагическое отличие. Природа вечна, неизменима. Человек проходит, природа остается…

Неповторимая и самодостаточная

Федор Иванович был абсолютно прав, считая источником всех бед именно человека — существо слабое, дисгармоничное, не способное справиться со своими страстями и пороками, несущее в природу разрушение. Тогда как она вся живет только по всемирному закону торжествующей жизни.

Пейзажная лирика Тютчева воспевает самодостаточность и величавое спокойствие природы, лишенной раздирающих страстей. Существуют стихии, но это явления, обусловленные жизнью природы, а не ее злонамеренностью. Да и не воспевал Тютчев цунами и извержение вулканов – он был патриот в самом высоком значении этого слова и любил именно русскую природу. Некоторые исследователи считают что термину «пейзажная лирика» Тютчева больше соответствует словосочетание «пейзажно-философская».

Стихи о любви

Определенное место в наследии занимает лирика Тютчева. Стихи о любви у него, если можно так сказать, высоконравственные. Аристократ духа, он не любил выставлять напоказ свой внутренний мир, считая это постыдным. Но его известные абсолютно всем строки – «Я встретил Вас, и все былое в отжившем сердце ожило…» — свидетельствуют о способности писать о любви простыми словами, за которыми скрывается большое чувство. Ф. И. Тютчев воспевает то чувство, которое зажигает звезды, возвышенное и прекрасное. У современных циников, оно, возможно, вызывает неприятие – достаточно просмотреть «отзывы». Но такие высказывания лишь подтверждают то, о чем писал поэт – человек есть носитель зла на земле.

Михаил Салтыков-Щедрин — Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил: Сказка

Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове.

Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».

Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку, и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.

— Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, — сказал один генерал, — вижу, будто живу я на необитаемом острове…

Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.

— Господи! да что ж это такое! где мы! — вскрикнули оба не своим голосом.

И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия. Однако, как ни старались уверить себя, что все это не больше, как сновидение, пришлось убедиться в печальной действительности.

Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось все то же безграничное море. Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру.

Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.

— Теперь бы кофейку испить хорошо! — молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука случилась, и во второй раз заплакал.

— Что же мы будем, однако, делать? — продолжал он сквозь слезы, — ежели теперича доклад написать — какая польза из этого выйдет?

— Вот что, — отвечал другой генерал, — подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.

Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое». Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все страны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.

— Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! — сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее.

Сказано — сделано. Пошел один генерал направо и видит — растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть — ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.

«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» — подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита. Зашел генерал в лес — а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.

— Господи! еды-то! еды-то! — сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.

Делать нечего, пришлось возвращаться на условленное место с пустыми руками. Приходит, а другой генерал уж дожидается.

— Ну, что, ваше превосходительство, промыслили что-нибудь?

— Да вот нашел старый нумер «Московских ведомостей», и больше ничего!

Легли опять спать генералы, да не спится им натощак. То беспокоит их мысль, кто за них будет пенсию получать, то припоминаются виденные днем плоды, рыбы, рябчики, тетерева, зайцы.

— Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растет? — сказал один генерал.

— Да, — отвечал другой генерал, — признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают.

— Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить… Только как все это сделать?

— Как все это сделать? — словно эхо, повторил другой генерал.

Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.

— Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! — сказал один генерал.

— Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! — вздохнул другой генерал.

Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг и оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их.

— С нами крестная сила! — сказали они оба разом, — ведь этак мы друг друга съедим!

— И как мы попали сюда! кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!

— Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! — проговорил один генерал.

— Начинайте! — отвечал другой генерал.

— Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?

— Странный вы человек, ваше превосходительство; но ведь и вы прежде встаете, идете в департамент, там пишете, а потом ложитесь спать?

— Но отчего же не допустить такую перестановку: сперва ложусь спать, вижу различные сновидения, а потом встаю?

— Гм… да… А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал. «Вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать — и спать пора!»

Но упоминовение об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.

— Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться, — начал опять один генерал.

— Да так-с. Собственные свои соки будто бы производят другие соки, эти, в свою очередь, еще производят соки, и так далее, покуда, наконец, соки совсем не прекратятся…

— Тогда надобно пищу какую-нибудь принять…

Одним словом, о чем ни начинали генералы разговор, он постоянно сводился на воспоминание об еде, и это еще более раздражало аппетит. Положили: разговоры прекратить, и, вспомнив о найденном нумере «Московских ведомостей», жадно принялись читать его.

«Вчера, — читал взволнованным голосом один генерал, — у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву на этом волшебном празднике. Тут была и «шекснинска стерлядь золотая», и питомец лесов кавказских — фазан, и столь редкая в нашем севере в феврале месяце земляника…»

— Тьфу ты, господи! да неужто ж, ваше превосходительство, не можете найти другого предмета? — воскликнул в отчаянии другой генерал и, взяв у товарища газету, прочел следующее:

«Из Тулы пишут: вчерашнего числа, по случаю поимки в реке Упе осетра (происшествие, которого не запомнят даже старожилы, тем более что в осетре был опознан частный пристав Б.), был в здешнем клубе фестиваль. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая…»

— Позвольте, ваше превосходительство, и вы, кажется, не слишком осторожны в выборе чтения! — прервал первый генерал и, взяв, в свою очередь, газету, прочел:

«Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же, от огорчения, печень его увеличится…»

Генералы поникли головами. Все, на что бы они ни обратили взоры, — все свидетельствовало об еде. Собственные их мысли злоумышляли против них, ибо как они ни старались отгонять представления о бифштексах, но представления эти пробивали себе путь насильственным образом.

И вдруг генерала, который был учителем каллиграфии, озарило вдохновение…

— А что, ваше превосходительство, — сказал он радостно, — если бы нам найти мужика?

— То есть как же… мужика?

— Ну, да, простого мужика… какие обыкновенно бывают мужики! Он бы нам сейчас и булок бы подал, и рябчиков бы наловил, и рыбы!

— Гм… мужика… но где же его взять, этого мужика, когда его нет?

— Как нет мужика — мужик везде есть, стоит только поискать его! Наверное, он где-нибудь спрятался, от работы отлынивает!

Мысль эта до того ободрила генералов, что они вскочили как встрепанные и пустились отыскивать мужика.

Долго они бродили по острову без всякого успеха, но наконец острый запах мякинного хлеба и кислой овчины навел их на след. Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было.

— Спишь, лежебок! — накинулись они на него, — небось и ухом не ведешь, что тут два генерала вторые сутки с голода умирают! сейчас марш работать!

Встал мужичина: видит, что генералы строгие. Хотел было дать от них стречка, но они так и закоченели, вцепившись в него.

И зачал он перед ними действовать.

Полез сперва-наперво на дерево и нарвал генералам по десятку самых спелых яблоков, а себе взял одно, кислое. Потом покопался в земле — и добыл оттуда картофелю; потом взял два куска дерева, потер их друг об дружку — и извлек огонь. Потом из собственных волос сделал силок и поймал рябчика. Наконец развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «Не дать ли и тунеядцу частичку?»

Смотрели генералы на эти мужицкие старания, и сердца у них весело играли. Они уже забыли, что вчера чуть не умерли с голоду, а думали: «Вот как оно хорошо быть генералами — нигде не пропадешь!»

— Довольны ли вы, господа генералы? — спрашивал между тем мужичина-лежебок.

— Довольны, любезный друг, видим твое усердие! — отвечали генералы.

— Не позволите ли теперь отдохнуть?

— Отдохни, дружок, только свей прежде веревочку.

Набрал сейчас мужичина дикой конопли, размочил в воде, поколотил, помял — и к вечеру веревка была готова. Этою веревкою генералы привязали мужичину к дереву, чтоб не убег, а сами легли спать.

Прошел день, прошел другой; мужичина до того изловчился, что стал даже в пригоршне суп варить. Сделались наши генералы веселые, рыхлые, сытые, белые. Стали говорить, что вот они здесь на всем готовом живут, а в Петербурге между тем пенсии ихние все накапливаются да накапливаются.

— А как вы думаете, ваше превосходительство, в самом ли деле было вавилонское столпотворение, или это только так, одно иносказание? — говорит, бывало, один генерал другому, позавтракавши.

— Думаю, ваше превосходительство, что было в самом деле, потому что иначе как же объяснить, что на свете существуют разные языки!

— Стало быть, и потоп был?

— И потоп был, потому что, в противном случае, как же было бы объяснить существование допотопных зверей? Тем более что в «Московских ведомостях» повествуют…

— А не почитать ли нам «Московских ведомостей»?

Сыщут нумер, усядутся под тенью, прочтут от доски до доски, как ели в Москве, ели в Туле, ели в Пензе, ели в Рязани — и ничего, не тошнит!

Долго ли, коротко ли, однако генералы соскучились. Чаще и чаще стали они припоминать об оставленных ими в Петербурге кухарках и втихомолку даже поплакивали.

— Что-то теперь делается в Подьяческой, ваше превосходительство? — спрашивал один генерал другого.

— И не говорите, ваше превосходительство! Все сердце изныло! -отвечал другой генерал.

— Хорошо-то оно хорошо здесь — слова нет! а все, знаете, как-то неловко барашку без ярочки! да и мундира тоже жалко!

— Еще как жалко-то! Особливо, как четвертого класса, так на одно шитье посмотреть, голова закружится!

И начали они нудить мужика: представь да представь их в Подьяческую! И что ж! оказалось, что мужик знает даже Подьяческую, что он там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало!

— А ведь мы с Подьяческой генералы! — обрадовались генералы.

— А я, коли видели: висит человек снаружи дома в ящике на веревке, и стену краской мажет, или по крыше словно муха ходит — это он самый я и есть! — отвечал мужик.

И начал мужик на бобах разводить, как бы ему своих генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися! И выстроил он корабль — не корабль, а такую посудину, чтоб можно было океан-море переплыть вплоть до самой Подьяческой.

— Ты смотри, однако, каналья, не утопи нас! — сказали генералы, увидев покачивавшуюся на волнах ладью.

— Будьте покойны, господа генералы, не впервой! — отвечал мужик и стал готовиться к отъезду.

Набрал мужик пуху лебяжьего мягкого и устлал им дно лодочки. Устлавши, уложил на дно генералов и, перекрестившись, поплыл. Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство — этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет, да кормит генералов селедками.

Вот, наконец, и Нева-матушка, вот и Екатерининский славный канал, вот и Большая Подьяческая! Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да веселые! Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры. Поехали они в казначейство, и сколько тут денег загребли — того ни в сказке сказать, ни пером описать!

Однако, и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!

Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил

Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».

Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.

Сказал это да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.

— Господи! да что ж это такое! Где мы! — вскрикнули оба не своим голосом.

Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.

— Что же мы будем, однако, делать? — продолжал он сквозь слезы. — Ежели теперича доклад написать — какая польза из этого выйдет?

— Вот что, — отвечал другой генерал, — подите вы, ваше превцсходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.

Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое. Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все страны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.

— Вот что, ваше превосходительство; вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! — сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов [1] учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее.

«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» — подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.

Зашел генерал в лес — а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.

— Господи! еды-то! еды-то! — сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.

— Ну что, ваше превосходительство, промыслили что-нибудь?

— Да вот нашел старый нумер «Московских ведомостей» [2], и больше ничего!

— Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища в первоначальном виде летает, плавает и на деревьях растет? — сказал один генерал.

— Как все это сделать? — словно эхо повторил другой генерал.

— Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! — сказал один генерал.

— Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! — вздохнул другой генерал.

— С нами крестная сила! — сказали они оба разом. — Ведь этак мы друг друга съедим!

— И как мы попали сюда! кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!

— Начинайте! — отвечал другой генерал.

— Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?

— Гм… да… А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал: вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать — и спать пора!

Но упоминание об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.

— Тогда надобно пищу какую-нибудь принять…

Одним словом, о чем ни начинали генералы разговор, он постоянно сводился на воспоминание об еде, и это еще более раздражало аппетит. Положили: разговоры прекратить и, вспомнив о найденном нумере «Московских ведомостей», жадно принялись читать его.

— «Вчера, — читал взволнованным голосом один генерал, — у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву [4] на этом волшебном празднике. Тут была и «шекснинска стерлядь золотая», и питомец лесов кавказских, фазан, и, столь редкая в нашем севере в феврале месяце, земляника…»

— Тьфу ты, господи! да неужто ж, ваше превосходительство, не можете найти другого предмета? — воскликнул в отчаянии другой генерал и, взяв у товарища газету, прочел следующее: — «Из Тулы пишут: вчерашнего числа, по случаю поимки в реке Упе осетра (происшествие, которого не запомнят даже старожилы, тем более что в осетре был опознан частный пристав Б.), был в здешнем клубе фестиваль. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая…»

— Позвольте, ваше превосходительство, и вы, кажется, не слишком осторожны в выборе чтения! — прервал первый генерал и, взяв в свою очередь газету, прочел: — «Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же от огорчения печень его увеличится…»

И вдруг генерала, который был учителем каллиграфии, озарило вдохновение…

— А что, ваше превосходительство, — сказал он радостно, — если бы нам найти мужика?

— То есть как же… мужика?

— Ну да, простого мужика… какие обыкновенно бывают мужики! Он бы нам сейчас и булок бы подал, и рябчиков бы наловил, и рыбы!

Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил – Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил – Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович краткое содержание

Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил читать онлайн бесплатно

Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.

Сказал это да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.

— Господи! да что ж это такое! Где мы! — вскрикнули оба не своим голосом.

Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.

«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» — подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.

Зашел генерал в лес — а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.

— Господи! еды-то! еды-то! — сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.

— Ну что, ваше превосходительство, промыслили что-нибудь?

— Как все это сделать? — словно эхо повторил другой генерал.

— Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! — сказал один генерал.

— Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! — вздохнул другой генерал.

— С нами крестная сила! — сказали они оба разом. — Ведь этак мы друг друга съедим!

— И как мы попали сюда! кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!

— Начинайте! — отвечал другой генерал.

— Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?

Но упоминание об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.

Служил… в школе военных кантонистов — в школе для солдатских сыновей. Такие школы были созданы при Петре I. Существовали до 1856 года. Режим в них был крайне суров.

“Московские ведомости» — реакционная газета, редактируемая Н. Катковым в 70 — 80-е годы.

Пикули — мелкие овощи, маринованные в уксусе.

Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил читать

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил

Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.

– Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, – сказал один генерал, – вижу, будто живу я на необитаемом острове…

Сказал это да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.

– Господи! да что ж это такое! Где мы! – вскрикнули оба не своим голосом.

Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.

– Теперь бы кофейку испить хорошо! – молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука случилась, и во второй раз заплакал.

– Что же мы будем, однако, делать? – продолжал он сквозь слезы. – Ежели теперича доклад написать – какая польза из этого выйдет?

– Вот что, – отвечал другой генерал, – подите вы, ваше превцсходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.

– Вот что, ваше превосходительство; вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! – сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов [1] учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее.

Сказано – сделано. Пошел один генерал направо и видит – растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть – ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит и кишит.

«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» – подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.

Зашел генерал в лес – а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.

– Господи! еды-то! еды-то! – сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.

– Ну что, ваше превосходительство, промыслили что-нибудь?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Служил… в школе военных кантонистов – в школе для солдатских сыновей. Такие школы были созданы при Петре I. Существовали до 1856 года. Режим в них был крайне суров.